Продолжаю выкладывать разговоры с писателями из моей книги "Беседы с фантастами". Предлагаю вашему вниманию наш разговор с писателем Кириллом Бенедиктовым.

Кирилл Бенедиктов подписывает мне свою книгу "Война за Асгард". Фото моё. Санкт-Петербург, 2004 год.

Кирилл Станиславович Бенедиктов родился 2 марта 1969 года в Минске. Закончил исторический факультет МГУ и Колледж Европы в Бельгии. Работал за рубежом, в том числе в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), много путешествовал. В фантастике дебютировал в 1990-м году рассказом «Даргавс, город мертвых» в белорусском журнале «Парус». Автор романов «Завещание Ночи» (2001) и «Война за Асгард» (2003), «Путь шута» (2005), а также ряда повестей и рассказов, опубликованных в сборниках и периодике. В 2004-м году вышёл сборник К. Бенедиктова «Штормовое предупреждение». Лауреат премии Бориса Стругацкого «Бронзовая Улитка», обладатель премии «Странник» и других фантастических наград.

Кирилл БЕНЕДИКТОВ: «Не хочу замыкаться в рамках одного жанра…»

Кирилл Бенедиктов получает от Бориса Стругацкого диплом финалиста "АБС-премии". Санкт-Петербург, 2004 год. Фото В. Ларионова.

Кирилл, твой объёмный и весьма многоплановый роман «Война за Асгард», вышедший в 2003-м году в серии «Русская фантастика» издательства ЭКСМО, получил на прошедшей в Москве литературно-практической конференции «Басткон-2004» премию «Чаша Бастиона» а на «Росконе-2004» — приз «Бронзовый Роскон». Думаю, что эту книгу ждут и другие премии… Как родилась идея создания романа?

Идея созревала долго и мучительно. После первого курса Университета, во время археологической экспедиции на Кавказе, я увидел во сне Стену, еще не представляя, кто и зачем ее построил. Потом были какие-то наброски о путях развития изолированных социальных групп. Еще позже появились файлы с биографиями семи главных героев, многие из которых имеют реальных прототипов. Затем начались годы профессиональных занятий политической аналитикой, прогностикой, появлялись различные сценарии будущего. И, наконец, летом 2001 г. все эти разрозненные фрагменты соединились в единую концепцию. С этого момента работа над идеей романа закончилась, и началась работа над текстом.

Кирилл Бенедиктов. Война за «Асгард». — М.: Эксмо, 2003 г. Серия: Русская фантастика. Второй роман условного цикла «Война за Асгард».

Как бы ты определил жанр этого произведения?

Когда я писал «Войну», мне казалось, что это жесткая социальная фантастика, почти антиутопия. А когда появились первые отзывы на книгу, в них стало мелькать слово «киберпанк», что меня изрядно удивило. Приходилось слышать, что это – фантастика ближнего прицела. Наверное, элементы всего вышеперечисленного в романе есть, но для меня важнее всего то, что это роман о людях и обществе, в котором они живут. Вынуждены жить. То есть, все-таки, это — социальная фантастика.

Полностью читать здесь.

Евгений Лукин. Санкт-Петербург, 2004 год. Фото В. Ларионова.

Продолжаю знакомить читателей с материалами моей книги "Беседы с фантастами". Выкладываю ещё одно интервью с писателем-фантастом Евгением Лукиным (предыдущее, под названием "Нас опять не сломить" находится здесь). Беседа, предлагаемая вашему вниманию, была опубликована в журнале "Мир фантастики", поэтому мы с Женей беседуем официально, на "вы", как и следует беседовать с интервьюируемыми по правилам журналистики, которые я, пользуясь приятельскими отношениями с "опрашиваемыми", часто нарушал.

Евгений ЛУКИН: «Искажая искажённое, рискуешь восстановить истину»

Писатель Борис Стругацкий, ведущая церемонии Марианна Баконина, Евгений Лукин. Санкт-Петербург, 2004 год. Церемония вручения "АБС-премии". Фото В. Ларионова.

Евгений Юрьевич, как вы пришли в фантастику? Почему — в фантастику?

В фантастику я пришёл 5 марта 1950 года. Проще говоря, родился. Долгое время жил, учился и работал, не подозревая, что живу, учусь и работаю в фантастическом мире. Слова Достоевского о том, что нет ничего фантастичнее обыденности и что истина в России имеет характер вполне фантастический, искренне считал парадоксами. Потом всё кажущееся действительностью (в том числе и Советский Союз) затрещало по швам — и стало окончательно ясно, что классик не шутил. Точно так же, как лягушка видит лишь движущиеся предметы, мы прозреваем исключительно во время перемен. Потом опять слепнем. Но мне повезло. Я не только не смог срастись с нынешней небывальщиной, которую мы опять называем реальностью, — всматриваясь в неё, я понимаю, что и тот, ушедший, мир был не менее невероятен. Одна фантастика сменила другую — всего-то делов.

Таким образом я попутно ответил и на второй ваш вопрос: некуда было больше прийти.

Да, но я спрашивал о фантастике как о литературном жанре…

То есть о словесном её отражении… Понимаю. Собственно, что такое реализм в наименее мерзком его варианте? Попытка придать правде какое-никакое правдоподобие. Если же автор выдаёт правду в неприкрашенном виде (а она, как правило, неправдоподобна), то такое произведение называется фантастическим. Приведу старое моё определение: реальность — это фантастика, к которой успели привыкнуть.

Евгений Лукин. Ой да... Сборник поэзии. — СПб.: Лань, 2001 г. Серия: Альтернативный Пегас.

Вы сразу стали писать прозу?

Нет. Сначала, как водится, были стихи. Первый фантастический рассказ написан в соавторстве с моей первой женой Любовью Лукиной (ныне, увы, покойной), причём довольно поздно — нам уже стукнуло по 25 лет. Причины? Во-первых, осточертело то, что принято называть окружающей действительностью, во-вторых, хотели попробовать силы в прозе. Кроме того, как говаривал Вадим Шефнер, фантастика — продолжение поэзии иными средствами.

Несколько лет пластали реальность скальпелем фантастики в своё удовольствие. А в 1981 году газета «Вечерний Волгоград» сочла возможным опубликовать нашу первую повесть «Каникулы и фотограф», и семейное хобби стало профессией — взялись за писанину всерьёз. Стихи-то наши в ту пору никто бы напечатать не взялся: пафоса в них было маловато. Рефлексия одна да критиканство.

Евгений Лукин. Там, за Ахероном. — М.: Локид, 1995 г. Серия: Современная российская фантастика.

На вас повлияли какие-то книги, прочитанные в детстве?

Почему только в детстве? Они и сейчас влияют. Хотя в последнее время предпочитаю не читать, а перечитывать. Читаешь-то книгу, а перечитываешь-то себя.

А что интереснее всего перечитывать?

Книги, поначалу казавшиеся отвратительными, а потом ставшие любимыми. Впервые со мной такое приключилось в 1962 году, когда я с ужасом дочитал украденную из детской библиотеки «Попытку к бегству». Стругацкие попросту раскололи мой детский мирок, объяснив на пальцах, что добро не вознаграждается. Мало того, если некто пытается творить добрые дела, они потребуют от него всё, что есть, включая жизнь.

А лет через двадцать та же история повторилась с «Улиткой на склоне» («Управление»).

Это, кстати, касается не только фантастики и не только художественной литературы. Попал мне как-то в руки томина «Речи выдающихся русских юристов». Читал взахлёб, пока не наткнулся на несколько речей по одному и тому же уголовному делу. Одна убедила меня в полной невиновности подсудимого, другая — в полной его виновности. Был настолько возмущён, что бросил читать. Сейчас перечитываю с каким-то даже извращённым наслаждением.

Расскажите, как вы писали вместе с Любовью Лукиной?

Проговаривали каждую фразу вслух. Доведя её до кондиции, заносили на бумагу и приступали к следующей. Чудовищно трудоёмкий способ. Потом мы от него частично отказались: один соавтор, скажем, набрасывал свой вариант эпизода, другой правил, и т. д. К декламации прибегали только в наиболее сложных случаях. По-разному, короче, работали.

Евгений Лукин, Любовь Лукина. Петлистые времена.- Киев: КРАНГ, 1996 г. Серия: Фантоград.

Далее читать здесь.

Продолжаю выкладывать разговоры с современными писателями-фантастами из моей книги "Беседы с фантастами".

Евгений ЛУКИН: «Нас опять не сломить!»

Евгений Лукин. 2004 год. Фото В. Ларионова.

Евгений, литературные критики да и писательская братия (я имею в виду фантастов) разошлись во мнениях по поводу того, что ты делаешь. Фантастика ли это? Удалось тебе определиться со своей литературной идентификацией или не родился еще тот умный критик, который сможет классифицировать твое творчество?

Да я как-то не спешу определяться. Кроме того, боясь самоповторов, стараюсь, чтобы каждая новая вещь полностью отличалась от предыдущей, что тоже мало способствует идентификации и прочему препарированию. То, чем я занимаюсь, несомненно, фантастика, но не фэнтези и не НФ. И вообще — почему я должен облегчать работу критикам?

Евгений Лукин, Любовь Лукина. Когда отступают ангелы. — Волгоград: Нижне-Волжское книжное изд-во, 1990 г.

Ты не испытываешь проблем с поисками тем, сюжетов для новых вещей, утверждая, что достаточно лишь оглядеться вокруг: жизнь полна абсурда, извращенной логики, действительность фантастичнее любой фантастики, а фантазия фантасту вообще не нужна. Выходит, будь в нашей стране нормальная жизнь, не появился бы замечательный писатель Лукин?

Это вопрос или комплимент? Кстати, мысль о том, что нет ничего фантастичнее действительности, принадлежит не мне, а Достоевскому. Кроме того, нормальная жизнь (знать бы еще, с чем ее едят!) не только у нас в дефиците. То, что творится за рубежом, тоже, согласись, полный бред. Но я бы не рискнул утверждать, будто не испытываю трудностей с поиском тем и сюжетов. На то, чтобы оглядеться и процедить с пренебрежением: «Страна Дураков!» — особого ума не требуется. А вот разобраться в логике абсурда — это действительно задача.

Далее читать здесь.

Пора снова разместить здесь что-нибудь, связанное с моим старым другом новосибирским писателем, поэтом и историком фантастики Геннадием Мартовичем Прашкевичем. Материала разного у меня полно, ведь мы вместе с Александром Етоевым написали целую "Книгу о Прашкевиче" (2011), я рассказывал о Геннадии Прашкевиче и его творчестве в предисловиях и послесловиях к его произведениям "Красный сфинкс" (2007), "Кормчая книга" (2004), "Русский струльдбруг" (2015), "Азбука вины", я с улыбкой вспоминал наши с Мартовичем приключения в шутливой подборке для сборника к юбилею Прашкевича "Наш человек в антропоцене" (2021), я сделал ряд интервью с Прашкевичем для разных периодических изданий. Начну, пожалуй, с одного нашего старого разговора, который опубликован в моей книге "Беседы с фантастами".

Геннадий Мартович, расскажи об истории создания романа «Секретный дьяк». Как родился замысел этой книги, покоряющей читателя и авантюрным сюжетом, и драматизмом описанных событий, и причудливым языком, и печальным размышлением о душевной маете русского человека, влекущей его на край света? Существовал ли реальный прототип секретного дьяка Ивана Крестинина, ходившего на поиски «Апонии»? Признаюсь, что получил истинное удовольствие, читая этот яркий, смешной и грустный, мастерски написанный роман.

Все началось со случайного взгляда в школьный учебник.

Поразило, что истории Сибири, которой Россия прирастала и будет еще долго прирастать, уделена всего одна страничка. Набор всем известных имен – Хабаров, Атласов, Ермак. И ни слова о Стадухине, Реброве, Курочкине, Козыревском. И ни слова о Крашенинникове, Йохельсоне, Тане-Богоразе… Можешь этот ряд сам продолжить. Короче, обо всех – ни слова, будто кроме разбойников Ермака и Хабарова похвастаться некем… Странным, досадным мне это показалось. Спросил себя, а что, собственно, я сам знаю о родной Сибири, исхоженной вдоль и поперек? И вдруг понял, что знаю не больше какого-нибудь московского кандидата филологических наук. Поняв это, я погрузился в «Сибирику», в Миллеровские сундуки, в различные архивы. Гигантская многолетняя работа. Зато с неким знанием пришли и зазвучала живая речь XVII-XVIII веков. Речь казачьих отписок, речь наказных грамот, в которых царь умолял землепроходцев «в зернь не играть и блядни не устраивать». Но, понятно, играли и устраивали. И за шестьдесят лет по угрюмым землям, горам и рекам вышли к Тихому океану. Резали друг друга, заносили ужасные болезни аборигенам, жили с ясырными бабами, но… распространяли Россию, отодвигали живую восточную границу все дальше и дальше.

Потрясающий век...

Далее читать здесь.

Недавно (22 декабря) был день рождения донецкого писателя-фантаста Виталия Забирко, с которым во время оно мы плотно общались и приятельствовали, я даже писал о нём материал для справочника "Фантасты современной Украины" (2007). Размещаю здесь разговор с Виталием Забирко из моей книги "Беседы с фантастами".

Виталий Сергеевич Забирко.

Виталий Забирко: "Фантастика — прежде всего художественная литература"

Виталий Сергеевич Забирко родился в 1951 году в городе Артёмовске Донецкой области. Окончил химический факультет Донецкого государственного университета, трудился старшим научным сотрудником в Донецком ВНИИреактивэлектрон, был журналистом, редактором, главным редактором издательства "Отечество". Писать фантастику начал ещё в студенческие годы. Первая книга Забирко (повесть-предостережение "Вариант Пата") вышла в 1991 г. А написана была в 1984-м... Трудно шли к читателю и его "Войнуха" и "Побег", написанные соответственно в 1972-м и 1974-м и увидевшие свет в авторских сборниках В. Забирко "Вариант" и "Тени сна" лишь в 1991-м (первые публикации — в 1989-м и 1990-м годах в сборниках ВТО МПФ). Писатель уверенно работает в жанре НФ, роман "Рай под колпаком" (2004) о "гуманитарном нашествии" чужаков из многомерной Вселенной он даже закончил любопытным теоретическим приложением-бонусом под названием "Топологическая теория строения атомов", дающим представление о многомерности пространства и объясняющим периодичность системы элементов, существование стабильных и нестабильных изотопов, явление магнетизма и т.д. Забирко — автор сборника "Пришествие цивилизации" (1995), плутовского романа "Все пули мимо" (1998), иронического триллера "Слишком много привидений" (2002), фантастического боевика "Операция "Карантин" (2002), нф-романа в трёх повестях "Путевые заметки эстет-энтомолога" (2003). В 2005 г. практически одновременно вышли в свет две его новых книги: "Мы пришли с миром..." и "Антропогенный фактор" (за неё Виталий Забирко получил Международную премию "Бронзовый Икар"), осенью 2006 г. опубликован роман "Мародёр".

Живёт в Донецке.

Виталий Забирко. Вариант. Войнуха. — Киев: Радянський письменник, 1991 г.

Как вы пришли в фантастику? Почему именно в фантастику?

Есть вопросы, на которые человек ответить не в состоянии. Например, о смысле бытия. К этим вопросам относится и вопрос, почему человеку что-либо нравится, а что-то нет. В частности, мой брат обожает кинзу, способен есть пучками, я же её на дух не переношу (странно, но люблю петрушку — родственное кинзе растение), однако ни он, ни я, объяснить наши симпатии и антипатии не можем. Это же касается и отношения к литературе. С детства любил читать художественную литературу, часами просиживал в читальном зале библиотеки (не всё, что хотелось прочитать, выдавали на дом), вместе с тем нравились и точные науки. Не напрасно после школы поступил в институт на химический факультет и затем семнадцать лет проработал старшим научным сотрудником ВНИИРеактивэлектрон. Наверное, эта любовь (либо предрасположенность интеллекта) и обусловила приход в научную фантастику. Полёт мысли, поиск выхода из сложных ситуаций, нестандартные решения свойственны как науке, так и научной фантастике. А заниматься тем, что тебе нравится, по моему мнению, и есть смысл жизни каждого конкретного человека.

С какими трудностями вам приходилось сталкиваться на творческом пути? Когда было труднее всего?

В 1971 году (я тогда учился на первом курсе университета) журнал "Техника-молодёжи" объявил конкурс "71-РОБОТ-72" на лучший научно-фантастический рассказ. Я написал свой первый в жизни рассказ "Сторожевой пёс", отправил в редакцию, а через полтора месяца получил из "ТМ" письмо, в котором сообщалось, что моя вещь будет опубликована. Ободрённый успехом, я написал ещё пару рассказов, отправил в редакцию журнала, их похвалили и пообещали, что поставят в план. Через полгода рассказ под названием "Сторожевой пёс корпорации", данным редакцией, был опубликован. Когда я его прочёл, то пришёл в ужас: от моей вещи остались только начало и финал. Смысл произведения был полностью утрачен. Я отправил в "ТМ" гневное письмо, редакция извинилась, вручила приз за лучший рассказ... но другие рассказы в журнале так и не появились. Семнадцать лет после этого меня нигде не печатали. Впрочем, эта участь постигла не одного меня — целое поколение фантастов так называемой "четвёртой волны" писало в стол.

В авторском варианте рассказ "Сторожевой пёс" был опубликован двадцать лет спустя, но, что прискорбно, практически во всех интернетовских библиотеках размещён именно оскоплённый и бессмысленный журнальный вариант...

Тем не менее, сейчас труднее, чем тогда. Не в смысле публикаций, с ними всё нормально — печатают практически всё, что пишу. Другое обидно — тот читатель, для которого пишу (умный, интеллектуальный, разбирающийся в науке и художественной литературе), сейчас от фантастики отвернулся, небезосновательно считая её литературой для дебилов.

Далее читать здесь.